Клычков Сергей Антонович

КЛЫЧКОВ, псевдоним; настоящая фамилия -- Лешенков, Сергей Антонович [1(13).VII.1889, дер. Дубровка Тверской губ. -- 1937] -- писатель. Родился в семье кустаря-кожевника. В автобиографии Клычков писал, что многим обязан своей семье, особенно "языком обязан лесной бабке Авдотье, речистой матке Фекле Алексеевне и нередко мудрому в своих косноязычных построениях отцу моему, Антону Никитичу Лешенкову (Клычков -- фамилия по бабушке), а больше всего нашему полю за околицей и Чертухинскому лесу, в малиннике которого меня мать скинула, спутавши по молодости сроки" (Клычков С. Чертухинский балакирь. Романы.-- М., 1988.-- С. 6). Учился в сельской школе, "пописывал стишки, больше про домовых и про леших" (Там же.-- С. 5), которые уничтожил позже, когда был принят в Москве в училище И. И. Фидлера. Печататься начал с 1907--1908 гг. в поэтических альманахах.
В 1908 г. поступил на историко-филологический факультет Московского университета, где в это время учились Б. Пастернак и С. Соловьев, который оказал определенное влияние на Клычкова. В том же году вместе со своим "покровителем" М. И. Чайковским, братом великого композитора, ездил в Италию, познакомился там с М. Горьким и А. В. Луначарским.
По воспоминаниям современников, Клычкова "вел довольно беспокойный образ жизни, близкий к богеме... пристрастился к вину... Систематические занятия были не в духе Сергея" (Русская литература.-- 1971.-- No 2.-- С. 149). Его страстью было поэтическое творчество: "Слава богу, я опять полон счастьем своим одиноким, как пруд наш весною, стихи-рифмы в моей душе полощатся, как утки, зазывая с реки диких селезней! Так-то хорошо... Я сам знаю теперь, что у меня талант... Только в этом для меня соль и значение моей беспутной жизни!" (Письмо 1911 г. // Русская литература.-- 1971.-- No 2.-- С. 152).

В 1937 г. Клычков был незаконно репрессирован. Посмертно реабилитирован.


Любовь - неразумный ребенок -
За нею ухаживать надо
И лет до восьми от пеленок
Оставить нельзя без пригляда.
От ссоры пасти и от брани
И няню брать с толком, без спешки.
А чтоб не украли цыгане,
Возить за собою в тележке!
Выкармливать грудью с рожденья,
А спать класть у самого сердца,
На стол без предупрежденья
Не ставить горчицы и перца!
А то может так получиться,
Что вымажет ручки и платье
И жизнь вся пропахнет горчицей,
А с горечью что ж за объятья!
И вот за хорошим уходом
Поднимется дочь иль сынишка -
И брови крутые с разводом,
И щеки как свежие пышки!
Но так, знать, положено нам уж,
Что счастью не вечно же длиться:
И дочь может выскочить замуж,
И может сынок отделиться!
Ребенок же слабый и хилый,
Во всем обойденный судьбою,
С тобой доживет до могилы
И ляжет в могилу с тобою!
С ним только вот, кроме пеленок,
Другой не увидишь отрады:
Любовь - неразумный ребенок,
Смотреть да смотреть за ней надо!

Крикливы и прожорливы вороны,
И по-лесному вежливы дрозды,
И шагу без глубокого поклона
Не сделают грачи у борозды...
Нет ничего красивее оборок
И подвенечных платьев голубей;
Сова сонлива, ястреб быстр и зорок,
Пуглив, как мелкий жулик, воробей...
Имеет признак каждое творенье:
Заливист соловей, и робок чиж...
Откуда же такое удивленье,
С каким ты на меня всегда глядишь?.

<1929>

Варваре Клычковой

Как не любить румянец свежий
И губ едва заметный пух!..
Но с каждым новым днем все реже
От них захватывает дух...

Черней виденье с каждым годом
И все безрадостнее явь...
Как тяжело дорогу бродом
Искать, где кинулся бы вплавь!..

А жизнь, столь полная терзанья,
Так коротка, так коротка...
И вот последнее признанье
Срываю с кровью с языка!

Пусть будет эта кровь залогом
Судьбе с ее лихой игрой,
Когда она в пути убогом
Вновь брезжит розовой зарей...

И пусть, как пахарь торопливый,
Морщину тяжкую судьба
Положит вперекос на ниву
Глубоко вспаханного лба...

Так старец, сгорбленные плечи
Расправив и стуча клюкой,
Виденью юности навстречу
Спешит с протянутой рукой!

И даже у ворот могилы,
Скользя перстами по холсту,
Как бы лаская образ милый,
Хватает жадно пустоту.

Декабрь 1931

* * *

Милей, милей мне славы
Простор родных полей,
И вешний гул дубравы,
И крики журавлей.

Нет таинства чудесней,
Нет красоты иной,
Как сеять зерна с песней
Над вешней целиной.

Ой, лес мой, луг мой, поле!..
Пусть так всю жизнь и пусть
Не сходят с рук мозоли,
А с тихой песни грусть.

1911-1913 гг.

* * *

Ты умирать сбираешься так скоро,
И я с тревогой слушаю тебя.
Страшусь я смерти, как ночного вора,
Во всех, во всем златую жизнь любя.

И жду я, -- вот в ночи придет громила
С отмычкою от тела и души,
И смеркнет облик дорогой и милый,
И я остануся один в тиши.

Меж тем, глянь, утром против на погосте,
Как в молоке, в цвету плывут кусты,
И гонят из-за них лихую гостью
Руками распростертыми кресты.

<1922>
Монастырскими крестами
Ярко золотеет даль,
За прибрежными кустами
Спит речной хрусталь.

За чудесною рекою
Вижу: словно дремлет Русь.
И разбитою рукою
Я крещусь, крещусь.

Вижу: скошенные нивы.
По буграм седой костырь.
Словно плакальщицы, ивы
Склонены в пустырь.

По лесам гуляет осень.
Мнет цветы, стряхает лист.
И над нею синь и просинь,
И синичий свист.

Та же явь и сон старинный,
Так же высь и даль слились;
В далях, в высях журавлиный
Оклик: берегись!

Край родной мой (все как было!)
Так же ясен, дик и прост, -
Только лишние могилы
Сгорбили погост.

Лишь печальней и плачевней
Льется древний звон в тиши
Вдоль долин родной деревни
На помин души, -

Да заря крылом разбитым,
Осыпая перья вниз,
Бьется по могильным плитам
Да по крышам изб...